Роберт Хайнлайн - Фрайди [= Пятница, которая убивает; Меня зовут Фрайди]
Искусственный человек страдает от того, что у него нет родословной, гораздо сильнее, чем вам может показаться. «Где вы родились?» Что ж, строго говоря, я вообще не рождалась: я была создана в Генно-инженерной лаборатории при Трех университетах в Детройте. «Ах, вот как?» Мое начало было сформулировано в Мендельской ассоциации, в Цюрихе. Такой вот чудесный диалог!.. Только вы никогда и нигде его не услышите — ведь эти ответы никак не могут сравниться с ответами тех, чьи предки нашли свое место на «Мейфлауэре».[1] В моей метрике сказано, что я «родилась» в Сиэтле — полностью разрушенном городе, из которого вышло чудное местечко для пропавших метрик. А также для утерянных родственников.
Поскольку я никогда не была в Сиэтле, я очень тщательно изучила все записи и картинки, которые только могла достать. Я думаю, истинный уроженец Сиэтла не смог бы подловить меня на какой-нибудь неточности. Во всяком случае я надеюсь на это.
Но то, что я получила от всех, пока отходила от этого дурацкого изнасилования и отнюдь не забавного допроса, была настоящим, нефальшивым, и мне не нужно было даже думать о необходимости соблюдать осторожность. Это касалось не только Рыжика, Анны и того юнца (его звали Теренс), но и еще по меньшей мере двух дюжин людей. С этими тремя я просто виделась, но точно знала, что в рейде участвовало гораздо больше. Сколько? Не знаю. Одно из основных правил Босса — не допускать лишних контактов членов организации, кроме тех случаев, когда этого требует деловая необходимость. Точно так же он относится к лишним вопросам — вы ведь не можете выдать секреты, которые просто не знаете, как не можете и выдать человека, о существовании которого не имеете представления.
Но Босс не придумывает инструкций ради инструкций. Встретившись однажды с коллегой по делам службы, вы можете продолжать встречаться с ним и просто так. Босс не поощряет таких взаимоотношений, но он и не такой дурак, чтобы запрещать их. Поэтому Анна частенько навещала меня поздними вечерами, перед тем как заступить на свое дежурство.
Она ни разу не пыталась получить награду, на которую намекнула первым поцелуем. Правда, и возможностей для этого было немного, но если бы мы очень захотели, то как-нибудь ухитрились бы. Причем я вовсе не пыталась отшить ее — ни в коем случае: если бы она хоть раз еще намекнула, что не прочь получить по счету, я не только расплатилась бы с удовольствием, но и постаралась бы изо всех сил убедить ее, что это — моя инициатива. Но она ни разу больше не выказала таких намерений.
Я думаю, она была сродни тем чутким (и очень редко встречающимся) мужчинам, которые никогда не станут лапать женщину, если она того не хочет, — они хорошо чувствуют это и даже не начинают.
В один чудный вечер, незадолго до моей выписки, у меня было особенно хорошее настроение — этим днем я завела себе еще двух друзей (тоже принимавших участие в рейде и моем спасении), — и я постаралась объяснить Анне, почему это так много значит для меня. Неожиданно я поймала себя на том, что начинаю рассказывать ей про… Ну, словом, что я — не совсем та, какой кажусь, и… Она прервала меня:
— Фрайди, родная, послушай-ка свою старшую сестричку.
— А что? По-твоему, я распускаю вопли?
— Может быть… Помнишь, той ночью, когда мы впервые с тобой встретились, ты возвращала мне секретный документ? Так вот, я получила свой допуск к «Сов. секретно» лично от мистера Два Костыля много лет назад. Книга, которую ты вернула мне тогда, находится там, откуда я могу взять ее в любой момент. Но я никогда не раскрывала ее и никогда не раскрою. На ее титульном листе написано: «Для тех, кому необходимо ознакомиться», а мне никто никогда не говорил, что мне необходимо. Ты прочла ее, а я даже не знаю названия, не говоря уже о содержании, — мне известен лишь ее кодовый номер… Точно так же дело обстоит и с личными вопросами. Когда-то существовал такой иностранный легион, славившийся тем, что у каждого его воина не было прошлого — до того дня, когда он записался в этот легион. Мистер Два Костыля хочет, чтобы мы были именно такими. К примеру, если бы нам потребовалось искусственное существо, или, скажем, ИЧ — искусственный человек, служащий, ведающий набором, был бы в курсе этого. Я была бы в курсе, поскольку я обычно выполняю эту обязанность Надо было бы обзавестись поддельным личным делом, возможно, потребовалась бы пластическая операция, в некоторых случаях — ликвидация лабораторных маркировок, а затем регенерация тех мест, где они ставились… Словом, когда все это было бы сделано, ему уже никогда не надо было бы волноваться и переживать, что его могут похлопать где-нибудь по плечу и вытолкать взашей. Он может жениться, у него даже могут быть дети, и ему не стоит волноваться, что у них когда-нибудь возникнут проблемы, связанные с его происхождением. Не стоит ему беспокоиться и относительно меня, поскольку я обучена забывать. И потому… Родная, я не знаю, что у тебя сейчас на уме. Но если это — то, что ты обычно никому не рассказываешь, не рассказывай и мне, а то на следующее утро ты можешь возненавидеть себя.
— Нет! Так не случится. Я…
— Ну, хорошо. Если через неделю ты захочешь выложить мне это, я тебя выслушаю. Идет?
Анна была права: через неделю у меня уже не было потребности исповедоваться ей. На девяносто девять процентов я уверена, что она в курсе и… В любом случае это здорово, когда кто-то любит тебя за то, что ты такая, какая есть, и не считает ИЧ нелюдями и монстрами.
Понятия не имею, знали ли об этом или хотя бы догадывались другие мои новые друзья (Босс, конечно, не в счет, он-то знает, но он — не друг. Он — Босс.) Но это не имело никакого значения, потому что я поняла: если знали, им это безразлично, и если узнают, им будет наплевать. Единственное, на что им не наплевать, это член ли ты команды Босса. И все.
* * *Как-то вечером ко мне зашел Босс, волоча за собой костыли и недовольно фыркая себе под нос. За его спиной маячила Рыжик. Он грузно уселся в кресло для посетителей и небрежно бросил Рыжику:
— Спасибо, сестра, вы мне не нужны. — Потом повернулся ко мне и сказал: — Разденься.
В устах любого другого мужчины это имело бы или оскорбительный, или очень заманчивый смысл — смотря по обстоятельствам. Исходя же от Босса, это означало лишь, что он просто хочет, чтобы я сняла с себя одежду. Рыжик, по-видимому, поняла это, поскольку, услышав приказание Босса, кивнула и вышла, а Рыжик принадлежала к такому сорту медсестер, что дала бы прикурить самому Джеку Потрошителю, вздумай он покуситься на кого-то из ее пациентов.
Я быстро стащила с себя одежду и молча застыла в ожидании. Он оглядел меня сверху до низу и буркнул:
— Они стали совершенно одинаковыми.
— Мне тоже так кажется.
— Доктор Крэсни сказал, что провел тест на функциональность. Результат положительный.
— Да, он сделал какой-то трюк с моим гормональным балансом, и из них чуть-чуть закапало. Забавное ощущение… Потом он восстановил баланс, и они тут же высохли.
Босс хмыкнул.
— Повернись. Так… Покажи правую ступню. Теперь левую. Достаточно. Следы от ожогов исчезли.
— Те, что видны мне, да. Доктор сказал, что и остальные тоже. Саднить они перестали, так что, наверно, он не соврал.
— Одевайся. Доктор Крэсни говорит, что с тобой все нормально.
— Если бы я была нормальнее, чем сейчас, вам пришлось бы выпустить мне немного крови.
— Нормально — это предел. Нельзя быть более нормальным или менее. Да — да, нет — нет.
— Ладно. Я нормальнейшая.
— Пустая болтовня. Завтра с утра ты отправляешься на реабилитационный тренировочный курс. Собери вещи и будь готова в ноль-девять-сто.
— Я прибыла сюда не по своей охоте и на сборы у меня уйдет секунд десять. Но мне нужно новое удостоверение личности, новый паспорт, новая кредитная карточка и немало наличных, потому что…
— Все это ты получишь до ноля-девяти.
— Потому что я не собираюсь отправляться на тренировочный курс, а еду в Новую Зеландию. Босс, сколько раз мне надо вам повторять: мне уже поздно переучитываться, менять профессию, а кроме того, мне кажется, я заслужила отдых в качестве компенсации за время, проведенное на больничной койке. А вы… Вы же не рабовладелец в конце концов.
— Фрайди, сколько лет тебе понадобится, чтобы усвоить: когда я не потакаю какому-нибудь твоему капризу, я делаю это прежде всего для твоего блага и для блага нашей организации?
— Хорошо, Большой Белый Вождь, я смиряюсь, я готова к разжалованию, и я пошлю вам цветную открытку из Веллингтона.
— Да, пожалуйста. И чтобы на ней была какая-нибудь красотка племени майори. И гейзер. Реабилитационный курс будет проведен согласно твоим собственным потребностям, и ты сама решишь, когда закончить его. Хоть ты у нас теперь и «нормальнейшая», курс необходим, чтобы вернуть тебе все мышечные рефлексы, которыми ты обладала с самого рождения.
